фиалок нет

ХМ Что-то мне форум не дает заглавное сообщение отредактировать. Так что тут, в комментариях. МНОГА БУКАВ :-)

Скрытый текст

Цикл я начал как обычно, с осмотра своих подопечных атанов. Ева и Лилит после операции чувствовали себя хорошо. Лилит начала набирать вес, и неожиданно образовавшаяся беременность ее нисколько не беспокоила. Я проверил Лилит на УЗИ – все семь эмбрионов сильно подросли, уже даже можно было разглядеть ножки, по восемь штук у каждого, никаких отклонений. Ева по-прежнему растерянно бродила по клетке и ощупывала передними лапками шрам. Гормоны у нее еще не пришли в норму, но я пересадил ее матку Лилит всего четыре цикла назад, повода волноваться пока не было. Я погладил Еву по голове и сказал успокаивающе:

- Ничего, ничего, ты и сама на свет появилась так же, как появятся твои дети. Не волнуйся, все с ними будет хорошо.

Полное имя Евы было вообще-то Ева II-12, где II – означало второе поколение, а 12 – порядковый номер. Я взял за правило называть биологических матерей «Ева», а суррогатных «Лилит». Оба имени я нашел в людской мифологии и понадеялся, что праматерь человечества принесет Проекту удачу. К тому же атаны действительно были далекими предками нас, тангов, так что человеческие имена получили дополнительный смысл. Принесли ли они удачу было пока не ясно. С технической точки зрения все шло хорошо – выношенное суррогатными матерями потомство уже вступило в репродуктивный возраст, и теперь я проводил операции на втором поколении. Но зато дома я получил еще один повод для упреков в подражании людям и попрании традиций.

Я покормил обеих самок, аккуратно развесил инструменты и отправился в Главный Зал. Это странное место, куда даже мне, поклоннику человеческой культуры и технологии, каждый раз надо набираться смелости войти. Танги и люди строили его вместе и сотворили нечто, где ни те, ни другие не чувствовали себя комфортно. Куполообразная форма была от нас, огромные экраны от людей; их шкафы вперемешку с нашими паутинами; ненужные нам столы и стулья и ненужные им ниши в стенах, где мы отдыхаем от работы. Мягкий, многомерный мир тангов, где потолок и пол не сильно отличаются друг от друга, где с помощью паутины можно использовать любой кусочек пространства, не сложился с угловатым и жестким миром людей, где все было приковано к низу, превращая три измерения в жалкие два. Тангам мешало, что центр оказался внизу, а не собственно в центре, мешала квадратная мебель и необходимость не заграждать экраны, оставляя огромный кусок помещения пустым и холодным. А людям казалось, что земные пауки, на которых мы оказались так похожи, пробрались в здание и опутали все своими сетями, которые страшно трогать, потому что прилипнешь, завязнешь... Хорошо еще, что лаборатории для каждой расы сделали отдельные, и можно было работать спокойно.

В Главном Зале уже сидели два моих помощника и разглядывали на экранах протестующих, которые собрались прямо перед нашим Центром. Проект вступил в завершающую стадию, и теперь акции протеста стали непрерывными, собирая все больше и больше женщин-тангов.

- Поразительно, - сказал самый молодой лаборант, еще не нашедший себе пару и потому свободно критикующий женский пол. – Мало того, что мы стараемся ради них, а они возмущаются. Но они ведь протестуют против людского вмешательства людскими же методами! Танги никогда не проводили никаких демонстраций.

- Время связи с Землей, - сказал я, решив не комментировать происходящее, и переключился на межпланетный канал. На экране появился сияющий Джек Симмонс. Он и его жена Ирэна были вдохновителями нашего Проекта, но им недавно пришлось вернуться на Землю – пара ждала ребенка.

- Катан! – завопил Симмонс – У нас будет мальчик!

В Главном Зале наступила растерянная тишина. И я, и мои помощники старались перевести, понять людские эмоции. Я припомнил, что один ребенок у людей это вполне нормально, больше – исключение. Чем мальчики лучше девочек или наоборот, я вспомнить не смог.

- Поздравляю, - наконец выдавил я. И привычно ощутил острый укол зависти к людям, к тому как мягок и милосерден оказался для них эволюционный путь. Я бы отдал все на свете, чтобы почувствовать такую же радость при известии, что у меня будут дети. Джек оглядел нас и вздохнул.

- Это хорошая новость, - на всякий случай пояснил он. – Простите, я все время забываю, что у вас не принято это обсуждать.

- Нет, нет, - поспешил сказать я. – Я очень за тебя рад. Просто... Аана... Кажется, я тоже скоро стану отцом.

Симмонса проняло, несмотря на всю его эйфорию. Он затараторил, пытаясь упорядочить мысли словами:

- Но ты же говорил, что вы можете подождать еще оборот, это полгода по-нашему. А прошло всего две недели, десять ваших циклов. И я хотел прилететь на операцию, без Ирэны, конечно, ей нельзя... Но первая операция на тангах, ты уверен в своих силах? - он то ли не понимал, то ли просто не хотел верить.

- Аана не согласна на операцию, - сказал я и, не дожидаясь его ответа, включил трансляцию с внешних камер. Молчаливая толпа наших женщин заполнила экран. Не так уж и сильно они подражали людям – не было никаких плакатов и криков, сопровождающих человеческие протесты, о которых я читал в архивах. Женщины общались невербально, поглаживали друг друга, передавая одно и то же сообщение. Мне не нужен был тактильный контакт с ними, чтобы понять его смысл: «Мы не отдадим наших детей». И где-то в этой толпе была моя жена, с которой я спорил каждый цикл об одном и том же, и никак не мог переубедить.

- Все так плохо? – Джек оценил размеры толпы. Когда он улетал, протесты только начинались, и дело в основном ограничивалось семейными скандалами. Сегодня люди вообще старались не выходить лишний раз из Центра, и некоторые всерьез размышляли не вернуться ли в орбитальный комплекс. Пробираться через враждебно настроенную толпу неприятно было даже мне. Я раньше не отдавал себе отчета, насколько женщины-танги крупнее мужчин, но когда их собрались сотни, я вдруг отчетливо увидел, что каждая из них больше меня раза в два. Если их терпение лопнет, и я, и все танги, работающие над Проектом - пока что, к сожалению, одни мужчины -окажутся совершенно беззащитны. Люди-то сумеют за себя постоять, в этом сомнений не было, а мы, вероятнее всего, не будем и сопротивляться. Но до прямого насилия дело пока не дошло.

- Аана против, и я не могу ее переубедить. Несмотря на все положительные результаты экспериментов. И если я не могу уговорит свою жену, что уж тут говорить об остальных. У нас нет добровольцев, ни одной.

- Но тогда, если она забеременеет, мы потеряем тебя на несколько лет. Это будет конец Проекта!

- Я готовлю себе замену, - я показал на своих помощников. – Они молоды, у Датана даже нет пары, так что они смогут проработать долго. Если повезет, то пока я не вернусь к работе.

- Катан, я вылетаю немедленно. Может, я смогу чем-то помочь...

- Нет, пока ты летишь, с тобой не будет связи, а у нас так быстро все меняется. И ты нужен жене. У нас хватает людей, которые смогут помочь, если я все-таки уговорю Аану или если мы найдем добровольцев. Мы уже сделали несколько операций на втором поколении, суррогатных матерей в этот раз взяли из другого подвида атанов, чтобы проверить межвидовую совместимость. Все пока хорошо, единственное, гормоны возвращаются в норму довольно медленно...

Мы углубились в детали отчетов и экспериментов, ради которых я и связался с Землей. Улетая, Джек оставил меня управлять Проектом, но без его знаний и советов мы бы далеко не продвинулись. После разговора с Симмонсом я пошел навестить людские лаборатории. Они занимались теми же экспериментами, что и я, но на других видах атанов, плюс проводили генетические тесты – эту технологию мы еще не до конца освоили, и потому приходилось пока полностью полагаться на людей. Они тоже обсуждали демонстрации, в этом цикле я никуда не мог деться от тяжелых разговоров.

- Но мы вмешиваемся в их культуру! В их цивилизации у женщин есть своя роль, своя цель, а мы поступаем как миссионеры в древние времена - пытаемся навязать им чужие ценности! Конечно они против! – недавно прибывшая молодая лаборантка увлеченно размахивала руками, не замечая меня.

- Катрин, ты хоть раз видела их роды? Ты вообще понимаешь, что решения здесь принимают мужчины вовсе не из-за гендерных различий, а потому что почти все женщины погибают в очень раннем возрасте? Мужчины просто живут в несколько раз дольше, – парировала начальница лаборатории Линда Скай, одна из тех, кто основывал Проект вместе с Симмонсом.

- Но если женщины перестанут погибать, то их общество не обязательно станет лучше. Сейчас мужчины занимаются семьей, воспитывают детей. А если у них появится свободное время, что они станут делать? Воевать друг с другом? Вы обратите внимание – у них вообще нет понятия «война», а сколько их было в нашей истории.

- Думаю, они найдут, чем заняться в освободившиеся время - изучением наших технологий, например. Их цивилизация старше нашей, но технически они сильно отстают, ведь каждому отцу приходится в одиночку заботиться о шести-семи детях сразу. И в конце концов, даже наши войны обычно не забирали половину населения, как это происходит у них, из-за того, что ни одна женщина не переживает родов.

- Но откуда мы знаем, что женщины будут жить достаточно долго?

- Катрин, тебя вообще ничему не учили, что ли, перед отправлением сюда? - вмешался один из лаборантов. – У нас есть данные о женщинах-тангах, у которых не получилось забеременеть, так они живут даже дольше мужчин. И эксперименты на атанах очень обнадеживают.

- Но в любом случае, мы тоже пытались отказаться от грудного вскармливания, а оказалось, что ему нет адекватной замены. Есть аналоги, но материнское молоко...

- Да как ты только можешь сравнивать! – мужчина не выдержал и включил видеозапись родов на одном из огромных экранов, столь любимых людьми. Женщина-танга на экране не кричала, потому что мы еще до прилета людей научились делать обезболивающие, чтобы последние моменты рожениц не были столь мучительны. Глаза ее помутнели, огромное тело хаотично дергалось, все восемь ног скребли пол. И вдруг кожа на боку прорвалась, оттуда выстрелил фонтан зеленоватой жидкости, а следом показалась голова новорожденного, который, не обращая внимания на дневной свет, продолжил терзать зубами материнскую плоть. С другого бока появился еще один малыш, тоже занятый поеданием выносившего его тела...

- Хватит! – закричал я. Экран погас, а Линда бросилась ко мне.

- Прости, Катан. Я не знала, что ты здесь.

- Наша цивилизация – цивилизация убийц поневоле, - я говорил, глядя на Катрин, но видел перед собой свою жену. Сколько раз я произносил эти речи дома, и все без толку. – Мы все, включая меня, убили своих матерей. Женщины искупают это убийство, потому что погибают сами. А мужчины остаются, оплакивая сначала своих жен, а потом дочерей. Эволюция дала нам разум, но не стала от этого менее жестокой.

Я почувствовал, что не смогу договорить, объяснить. В людском мире рождение и смерть не так тесно связаны, как у нас. Они радуются своим детям и воспитывают их вместе. У нас рождение непременно означает смерть – смерть матери, которая отдает свое тело в пищу младенцам. И когда они подрастают, то начинают понимать, что сотворили, что их заставила сделать слепая природа. В человеческой мифологии есть такое понятие – первородный грех, но по сравнению с нашими, их грехи ничего не стоят. Я развернулся и почти побежал обратно в свою лабораторию, но Линда догнала меня.

- Не слушай ты ее, она глупая девчонка, нахваталась ерунды всякой на Земле. Я могу отослать ее обратно, если хочешь.

- На Земле тоже критикуют Проект?

- Ну, не критикуют... Обсуждают... – Линда замялась. – Видишь ли, мы можем казаться всемогущими, с нашими кораблями и оборудованием, но мы ведь не идеальны, мы тоже ошибаемся. На Земле некоторые думают, что все естественное, получившееся в результате эволюции – это и есть самый лучший результат, и не надо его менять. Это не только вашей расы касается. У нас тоже были случаи, когда люди отказывались от медицинской помощи и умирали из-за этого, но так им казалось «правильнее». Но и врачебных ошибок у нас хватало во все времена. Перемены и неизвестность всегда пугают, что людей, что тангов.

- А ты сама как считаешь? Надо оставить все как есть?

- Катан, ты ведь прекрасно знаешь мой ответ. Наш вид не предназначен для межзвездных перелетов, а мы летаем. Мы должны были жить по шестьдесят земных лет, а живем по двести. Если всего бояться, то зачем тогда нам дан разум? Просто у людей получилось все менять постепенно, улучшать, а вам придется пошатнуть сами основы вашей цивилизации.

- Даже если люди откажутся от Проекта, мы уже не остановимся. Теперь мы знаем, что надо делать, и наши старейшины все силы бросят на подготовку врачей. Осталось только найти женщин-добровольцев...

- Аана по-прежнему против?

- Да, и она больше не хочет ждать – говорит, что забеременеет в скором времени. Мне кажется, она все еще надеется переубедить меня и только из-за этого медлит.

- Очень жаль. И Аану, и тебя. Тебе ведь придется бросить работу, заниматься детьми. А мы уже готовы на пересадку эмбрионов тангов, атаны из подвида тен на 98% совместимы с вами, риск отторжения минимален. Пищевая составляющая вообще идеальна, вы и сами их используете потом для кормления детей.

- Вы получили результаты генетических тестов? Уже?

Я решил, что лучше заняться работой, чем бесконечно обсуждать одно и то же. Мы вернулись в людскую лабораторию, и остаток цикла пролетел за анализом данных и подготовкой к финальной стадии. Оставалось всего ничего: найти женщину-танга, которая бы согласилась на пересадку своей матки одной из самок атан, чтобы потомство при рождении уничтожило суррогатную – и неразумную – мать, вместо своей родной. А потом убедить все женское население планеты последовать ее примеру. Очень простой и понятный, только пока абсолютно неосуществимый план – женщины оказались категорически против.

Но как ни забивай голову работой, все равно рано или поздно приходит время уходить домой. С каждым циклом возвращение к жене давалось мне все тяжелее. И этот раз не стал исключением - стоило мне забраться в наш кокон, как я понял, что Аана настроена решительно, напряжение чувствовалась даже в паутине. Взвинченная после акции протеста – против собственного мужа! – она пока молчала, ждала моего первого слова, чтобы взорваться упреками и мольбами бросить Проект, готовиться к роли отца, к воспитанию детей.

Я однажды прочел про человеческое понятие «развод». У них, людей, все так просто – когда пара не может прийти к согласию в важных вопросах, они могут оставить друг друга и начать все заново с кем-то другим. Да что там, они даже могут заводить детей с разными партнерами. А у тангов все так окончательно и бесповоротно. С того самого дня, еще до прилета людей, когда мы с Ааной решили соединиться, она хранит внутри мое семя. Она связана со мной раз и навсегда, ее дети могут быть только моими детьми, и ничьими больше. Единственное, чем она может управлять – это моментом зачатия, да и то если не станет ждать слишком долго. Наша природа не оставляет запасных выходов: нам дается время на обустройство жилища, на подготовку запасов, но если женщина слишком медлит, слишком сильно любит жить, через несколько оборотов семенной мешочек все равно прорвется, и новый виток жизни и смерти начнется сам по себе.

Жалеет ли Аана о принятом когда-то решении? Кто мог знать тогда, что у меня окажутся такие способности к языкам и медицине, что я заболею людской культурой, что я захочу изменить мир и смогу убедить старейшин, что это нужное изменение... Но Аана хочет детей, хочет, чтобы все было как прежде, и ради этого она согласна умереть, вслед за многими и многими поколениями женщин нашей несчастной расы. Только вот у них не было выбора, а у нее есть, но выбора этого она тоже не желает, ведь без него проще, спокойнее. Когда перед тобой только один путь, он обязан быть верным. А я поселил в ней неуверенность и сомнение. Наверное, если бы она могла со мной «развестись», она бы это сделала, но сейчас все что ей остается – это убеждать меня. А мне - убеждать ее, в наших бесконечных и яростных спорах.

Как жаль, что в последнее время, мы все чаще использовали слова вместо тактильного общения. Аана считала, что это из-за моего желания подражать людям. А для меня это был еще один символ нашего отдаления, отчуждения друг от друга. Заранее предчувствуя провал, я все равно начал очередную попытку:

- Ты знаешь, люди провели ряд тестов и подтвердили мою теорию. Все атаны, и танги тоже, произошли от единого вида пра-атанов, который уже вымер. У пра-атанов самка после оплодотворения съедала самца, а потом погибала во время родов, так до сих пор происходит у некоторых подвидов атанов. Но в какой-то момент образовался новый вид, где самцы начали ухаживать за потомством, и именно это изменение и позволило зародиться разуму на нашей планете! До этого младенцы должны были появляться на свет с очень большим набором врожденных инстинктов, чтобы обеспечить выживаемость, но наличие взрослой особи позволило заменить инстинкты и рефлексы на обучение и...

- Ты веришь всему, что говорят люди! Ты того и гляди скоро начнешь ходить на двух ногах!

- Аана, это называется наука. Я видел результаты тестов, если надо, я могу сам их провести.

- А кто научил тебя проводить эти тесты? Люди! Им нельзя верить, они хотят сначала отобрать наших детей, а потом и всю планету.

- Где ты только набралась такой ерунды? На ваших женских протестах? Поверь, у людей хватает сил хоть сейчас уничтожить нашу расу, мы отстаем от них технологически на века. Потому что все население нашей планеты занято исключительно потомством, ни на что другое ни у кого нет ни времени, ни сил.

В начале цикла я говорил с человеком, а представлял себе свою жену. Теперь я смотрел на Аану и вспоминал Катрин. Может быть, мы слишком рано решились на перемены, когда наши расы еще не привыкли к друг другу, не научились понимать и доверять? Я и сам каждый день узнаю о них что-то новое, что переворачивает половину моих представлений о человечестве. Но с другой стороны, промедление означает, что женщины-танги будут продолжать умирать. Если бы мы не начали сразу, я бы точно потерял Аану, а сейчас у меня все еще есть надежда, хоть и призрачная. Аана поняла, что перешла границу разумного: она согнула передние лапки – знак просьбы о прощении. Я обрадовался неожиданной удаче и решил продолжать, подчерпывая идеи из рабочих разговоров.

- Люди не идеальны, я это прекрасно понимаю. Они совершают ошибки и сами в этом признаются. Но они полагаются на науку, они не боятся нового. Мы бы и сами рано или поздно додумались до этого решения, но с их помощью все получилось куда быстрее. У нас проходит успешно больше 90% операций на атанах, осталось только начать работать с тангами...

Но Аана умела выворачивать цифры наизнанку.

- То есть 10% провалов, да? 10% вероятность, что ты и я потеряем своих детей. И у нас никогда не будет шанса попробовать заново. Мы будем жить до старости, вдвоем, жалея о поспешности, о том, что жертвы наших матерей оказались напрасными, и ни ты, ни я никогда не сможем вернуть им долг.

- Аана, я предпочту жить до старости вдвоем с тобой, чем с детьми, но без тебя!

Вот этого мне не стоило говорить. Аана сжалась в комок, потом выпрямила все восемь ног, и мне показалось, что сейчас она просто оторвет мне голову, как те пра-атаны...

- Я так и знала! Ты не хочешь детей. Ты хочешь остаться в лаборатории, со своими людьми. Ты уговариваешь меня на операцию, что бы я никогда не стала матерью, чтобы ты никогда не стал отцом, и тебе не надо было отвлекаться от работы. Не выйдет!

Дальше было громко и бессмысленно. Я пытался оправдываться, пытался убеждать, но на этот раз ее удар попал в цель. Я и сам начал сомневаться в чистоте своих намерений. Мне казалось, что я хочу лучшего будущего для нашей расы, что я пытаюсь спасти свою любимую, своих будущих дочерей. Но что если я просто эгоист, жаждущий знаний больше, чем ответственности?

Когда я проснулся, Ааны уже не было в коконе. Она будет ждать меня около Центра, в молчаливой толпе. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться в Центр самому. Я навестил Еву и Лилит – гормоны у Евы стали приходить в норму, Лилит продолжала набирать вес, эмбрионы развивались как положено. Связался с Симмонсом, поговорил с Линдой. Дел у меня с каждым циклом становилось все меньше – новых операций не проводили, результаты тестов были получены и обработаны, оставалось только проверять и перепроверять данные, ожидая завершающей фазы, которая по очевидным причинам все не наступала. Мысленно я продолжал возвращаться ко вчерашнему скандалу с Ааной. Может быть, ни один из нас не прав, может, мы просто не предназначены друг для друга. Что если бы у меня была другая женщина, смог бы я ее убедить? Жалею ли я о своем давнем выборе?

Мне вдруг стало интересно, почему разводятся люди. Какие проблемы оказываются столь важными для них, что разногласия вынуждают расстаться. Обрадовавшись отвлекающему занятию, я решил поисследовать этот вопрос – ведь нам нужно лучше понять культуру друг друга. Компьютер выдал мне кучу информации, сплошь в неизвестных терминах и понятиях – измены? секс? равноправие? Каждая строчка статистистических отчетов вела к новым открытиям. Люди могут иметь несколько партнеров одновременно; процесс, ведущий к оплодотворению, может использоваться исключительно для удовольствия, видимо, заменяя людям наше тактильное общение; женщины и мужчины когда-то не считались равными членами общества... Я попытался себе представить, как бы мы, мужчины-танги, попытались дискриминировать наших женщин. Мы их даже не можем уговорить участвовать в Проекте!

Но мелькали и более понятные слова – несовместимость характеров, дети. Разные взгляды на воспитание; один хочет детей, другой нет... Я вчитывался в статьи энциклопедий, в людские журналы, в психологические исследования. И почувствовал, что начинаю нащупывать идею. Она мне не нравилась, совсем не нравилась, но никаких других вариантов я не видел, а времени у меня оставалось мало.

Придя домой в конце цикла, я уже точно знал, что сказать Аане. Я почувствовал в ее позе, в напряжении паутины, нечто новое – не надежду, не отчаяние, а... презрение?.. ненависть?.. Вчерашний разговор порвал какие-то важные нити между нами, заронил сомнения в обоих в правильности давно принятых решений. В другой цикл я бы испугался этих новых эмоций, но в этот раз они должны были мне только помочь.

- Ты права, я не хочу быть отцом. Мне не нужна эта ответственность, я хочу работать. Я боюсь, что не сумею правильно воспитать детей. Я никогда не смогу предоставить дочерям выбор, как именно им рожать, я обязательно отправлю их на операцию, - я валил все аргументы в кучу, не очень заботясь о логике. Главное, я раздувал недоверие Ааны ко мне, играл на ее страхах за будущее детей, которых ей придется оставить тому, кого она уже начала ненавидеть и презирать. Я видел, как действуют мои слова на жену. Как к ней приходит понимание, что в конечном итоге я все равно выиграю – у меня будет время на убеждение следующего поколения, которому она так хочет принести себя в жертву. А она просто исчезнет и никогда не сможет донести до них свою истину. Она дрожала – от злости, от страха, от обиды. Но я не отступал.

- Я предлагаю тебе сделку. Ты сделаешь операцию, и я оставлю тебе детей. Я не буду пытаться их воспитывать, не буду влиять на их выбор в будущем, когда придет время. Я отдам тебе этот кокон и все запасы, мне они не нужны.

Аана не отвечала. Мне так хотелось броситься к ней, прижаться к ее гладкому боку, обнять ее и сказать на нашем мягком и нежном тактильном языке слова любви. Но вместо этого я отправился ночевать обратно в Центр.

Я знал, что она согласится. Там, где не помогли слова любви, где не справились холодные цифры и научные аргументы, сработают недоверие и страхи. Она не согласилась ради меня, ради себя, ради светлого будущего нашей расы, но она согласится ради детей. Чтобы спасти их от меня, от нашего бурно меняющегося мира. Мой аргумент не был универсальным, он вряд ли поможет другим семьям: не все мужья так очарованы людьми и грядущими возможностями, не все жены так сильно этого боятся. Но мы сумеем прорвать молчаливый протест – где согласится одна, там найдутся и другие, пусть и по своим причинам.

Я попытался представить себе наше будущее. Где будут разводы, где будут мужские и женские точки зрения, где часть женщин продолжит умирать – сможем ли мы когда-нибудь убедить всех? – а часть будет жить и воспитывать детей, вместе с мужьями или в одиночку. Я надеялся, очень надеялся, что в конечном итоге мы все выиграем. Что мир, в котором Аана будет жить, пусть даже без меня, лучше мира, в котором она умрет рядом со мной. Что наши дети будут счастливее и лучше нас. «Ради детей,» - повторил я про себя. Ради детей.